CqQRcNeHAv

ВСЁ О ЮРИИ ВЭЛЛЕ

Юрина правда

 

К началу двадцатого века в сибирских национальных поселениях уже прочно прижилось наследство ранее пришлых людей: водка от царевых людишек и национальные школы-интернаты от первых лет советской власти на Севере.

Собранную вертолетами со стойбищ хантыйскую ребятню безнадежно пытались обучить русскому языку, русской культуре, русскому обще-житию. А смышленые от природы дети аборигенов очень быстро превращались в туповатых, безразличных ко всему инфантильных молодых людей, которые разучились вести хозяйство на земле своих предков и осели в тех самых нефтяных городах и поселках,  образовав так называемое “потерянное поколение” хантыйской молодежи.

Правда, некоторые из родителей противились, не отдавали своих детей в интернаты, прятались вместе с ними в тайге, когда подлетала к стойбищу большая винтокрылая птица. Время показало, что именно из тех, неграмотных, не перемолотых интернатскими жерновами, и выросла сегодня иная молодая поросль крепких хозяев, хороших оленеводов.

В самом начале своей второй, сознательной жизни в Сургуте, я познакомилась с человеком, который в одиночку пытался реформировать всю систему национального образования.

.

***

Между двумя нефтяными городами, на самой границе Сургутского и Нижневартовского районов расположено стойбище Юрия Айваседы.

Судьба самого Юрия Кылевича богата событиями советского периода: служба в армии, работа в советских органах власти, учеба в столичном институте… Но когда у него появились внуки, Юра твердо решил не отдавать их в интернат, а начал обучать прямо у себя на стойбище.

Однажды он получил премию за свои писательские труды и купил на эту премию пилораму, и выстроил на стойбище школу, и родители из соседних стойбищ стали привозить к нему своих детей. Но власти по-прежнему не признавали очевидной пользы стойбищного образования, и в течении многих лет Юрина школа оставалась единственной в округе.

 

***

Когда он звонит мне и не находит меня на месте, он просит передать: звонил Юра Вэлла. Кажется, мы познакомились не очень давно, а подсчитала — почти десять лет назад. Когда я впервые встретилась с ним, он казался мне великим и недоступным, сейчас это один из самых дорогих и близких мне людей.

Каждый раз, когда мы встречаемся, Юра потчует меня новыми стихами и новыми историями из своей жизни. В его жизни всегда что-то случается.

Например, недавно, долгое время пролежав в больнице и возвращаясь к себе на стойбище, он обнаружил, что на одном из мостов по дороге к его стойбищу повесили шлагбаум и закрыли его на крепкий замок, чтобы невозможно было выломать. А еще прикрепили табличку “Ключ находится у господина Айваседы на стойбище”. Это значит, что любой, кто едет по дороге, должен заехать к нему на стойбище и попросить, чтобы он открыл дорогу, как будто это его собственность.

Но это неправда, — считает Юра, — а правда в том, что таким образом ЛУКОЙЛ восстанавливает против меня соседей и соплеменников, которые ничего не знают о длительной судебной тяжбе.

Все началось с того самого пресловутого бульдозера, который перекапывал мост по дороге на стойбище, и чьи колеса Юра порубил топором в прошлом году, защищая права своей семьи и соседей.. Были затяжные судебные разбирательства, письма губернатору …

После того, как в окружном суде он в очередной раз проиграл процесс, на стойбище приехал судебный пристав и “арестовал” семь оленей, ровно столько, сколько составляет ущерб. Дело закрыли “без права на восстановление”, а Юра, защищая свою правду, подал документы в Европейский Совет по правам человека. И стал готовиться к международному процессу в Страстбурге.

А табличку Юра повесил на сарай во дворе дома в посёлке Варьёган.

Теперь он готовит обращение к коренным народам мира о бойкотировании ЛУКОЙЛа.

— Но какое дело коренным народам мира до твоего ЛУКОЙЛа?! — я, как всегда, не вижу очевидного.

— Не скажи, — абсолютно спокойно отвечает он. — Два года назад в мире было всего двести лукойловских бензоколонок. Сейчас — тысяча двести. Есть много  мест, где ЛУКОЙЛ собирается работать.

Когда он был в Сан-Франциско, то стал свидетелем того, как люди вышли с плакатами и встали у дороги возле одной из бензоколонок. Они больше ничего не делали, даже не загораживали дорогу. Просто стояли и молчали. Но за это время ни одна машина не завернула на эту бензоколонку. “Значит, здесь не все в порядке”, — думали водители и проезжали мимо.

Во время фестиваля коренных народов мира в Финляндии я много раз приводила этот пример. Люди спрашивали: что мы можем для вас сделать? Ведь пятьдесят процентов нефти, которую эксплуатирует Финляндия, мы получаем из Сибири. Я  приводила этот пример и понимала, что эти люди Юру обязательно поддержат. В Европе ценится общественное мнение. Основатель общества “В защиту малочисленных народов мира” Харри Фрилунд говорил мне, что когда на президента той или иной страны со всех сторон сыплются  “сигналы” о подобных непорядках, он обязан реагировать, хотя бы для соблюдения собственного имиджа.

Тогда, в Финляндии, Харри просил меня: напиши нам о Юре, мы должны как можно больше рассказывать о таких людях. И я пишу о том, как Юра защищает свою правду, борется за свою землю. А от себя добавляю, что то, что происходит с ним, на самом деле происходит почти с каждым из коренных жителей этой земли.

Между тем, Юра рассказывает мне следующую историю. На реке Кушаттяха, на территории родовых угодий его и его соседки Нины Укетовны, появились два новых плаката, говорящих о том, что это  “ Территория общества охотников и рыболовов. Зона воспроизводства дичи. Охота воспрещена. Проезд запрещен и т.п…”

— Но это же хорошо!? Теперь будет меньше браконьеров, члены общества  сами будут следить за этой землей? — опять наивно спрашиваю я.

— Нет. Это означает, что если я или соседка Нина Укетовна появились там в поисках оленей, например, то это будет расцениваться как посягательство на собственность этого общества….

В этом году мы сделали фильм о Юрином стойбище. Мы не стали в очередной раз рассказывать о многочисленных проблемах, просто показали, как могли бы жить эти люди, если бы мы не так грубо вмешивались в их жизнь. И еще показали их будущее двадцать лет спустя. Будущее детей, для которых Юра построил на стойбище школу, чтобы они не потерялись в интернатах, чтобы жили, не отрываясь от своей земли. Оно было светлым, это будущее, потому что мы так хотели, мы вместе с ними мечтали об этом.

Помню, с какими трудами ему приходилось выбивать ставку для учителя, зарплату, другие необходимые вещи: учебники, бензин для транспорта, чтобы возить своих школьников на сдачу зачетов в поселок…

 

…На самом деле в его школе осталось всего два ученика. Зять Эдик переехал жить в поселок и забрал детей, Женю и Лену. Сосед Дима Русскин увез в Когалымский интернат своего Толика. Но во время нашей последней встречи Юра снова просил меня подыскать учителей для его школы, потому что он по-прежнему уверен, что лесным ребятишкам необходимо именно стойбищное образование. А я в который раз спрашиваю себя: если польза подобного образования столь очевидна, тогда почему Юрина школа вот уже много лет — единственная в округе?

Говорят, правда, она у каждого своя. Но, иногда слушая Юру, я убеждаюсь: чем неправдоподобнее эта правда выглядит, тем почему-то больше хочется в нее верить.

 2003 год

Стойбище на Тюйтяхе


<<     >>

 

(Общее количество просмотров - 106 )