Глава 1. ЦЕНА ВОПРОСА О ЗЕМЛЕ
Неудобный Иосиф
***
Мне всегда хотелось создать картину эпическую, показать такого героя, в судьбе которого отразилась бы судьба всего хантыйского народа, история его надежд и чаяний, поражений и побед, история всей югорской земли за тридцать нефтяных лет.
Иосиф Антонович Сопочин, председатель общины «Ханто» Сургутского района, как раз и был из таких.
В процессе работы над фильмом было пересмотрено множество архивных записей, фотографий, хроники и других видеоматериалов, сам же фильм был выпущен в 2002-м году.
По сценарию фильма
Нижнее течение Тром-Агана, где и сейчас находится стойбище Сопочиных, помнит ещё отца и деда Иосифа. Здесь они все и выросли: сестра Вера и братья: Иван, Владимир, Прокопий. В основном занимались рыбалкой и охотой, по части оленей Сопочины считались людьми небогатыми.
Закончив восьмилетку, Иосиф хотел продолжить образование: он мечтал стать «большим человеком», повести своих сородичей в новую жизнь. Но в семье случилось несчастье, умерла мать, и Иосифу пришлось вернуться на стойбище, чтобы помогать обезножевшему к тому времени отцу.
Дыхание новой жизни
В начале семидесятых на священный Тром-Аган пришла большая нефть. Это было время созидания и разрушения. Достояние одного народа обернулось бедой для другого. С одной стороны земель Сопочиных пролегла железная дорога на Нижневартовск, с другой – на Ноябрьск. Рельсы протянулись по годами натоптанным оленьим тропам…
Буквально за одно лето оленеводство исчезло с Нижнего Тром-Агана. Не стало оленей – затихла тайга, опустели стойбища соплеменников.
Но другая жизнь, обернувшись тяжёлой раной в лесу, всё же манила Иосифа к себе, притягивала чем-то новым, неизведанным. В той, другой жизни, виделись ему неясные очертания его мечты.
Иосиф устроился на работу к мостостроителям. Получил квалификацию монтажника, затем перешёл в строительную организацию, поднимал нефтяные города Ноябрьск, Когалым… Младший брат Прокопий к тому времени тоже уже работал в строительной организации, Владимир учился в медицинском институте.
Жизнь в отцовском стойбище поддерживал лишь Иван. Изредка навещая отчий кров, Иосиф все чаще встречал мрачные взгляды своих соплеменников. Энтузиазм «другой» жизни тускнел перед окружавшей в тайге действительностью.
В душе постепенно созревала потребность оградить тех, кто ещё остался на стойбищах, от интенсивно наступающей нефтедобычи.
Судьба свела в те годы Иосифа с профессором-антропологом Эндрю Вигетом, который много лет занимался проблемами аборигенов мира. Знакомство с видным американским учёным приводит к мысли, что за землю нужно бороться. Но как?
Иосиф возвращается в тайгу.
— Это было время радикальных изменений и в России, и в округе, — вспоминает Эндрю Вигет, — когда коренное население получило возможность открыто, откровенно высказывать свои желания, всё, что тревожило в связи с землёй, с ущербом, наносимым индустриальным развитием…
Во-первых, ситуация освоения, достаточно безжалостного, во-вторых, гласность, которая дала возможность подняться волне национального самосознания и предоставить трибуну коренному населению, и в-третьих – личный опыт Иосифа, человека большой энергии и интеллекта. Он был своего рода камертоном, поскольку ощущал время и внутреннюю личную необходимость принять участие в этом (надо помнить, что земли его предков к тому времени уже были изрядно перепаханы освоением, так же как и земли его сестры), — всё это создало предпосылки для его выдвижения как лидера национального движения.
И в балках первопроходцев, и на отцовском стойбище с ним постоянно были книги. Судьба лишила его возможности продолжить образование, но взамен дала сильную волю, непреклонный характер и гибкий, пытливый ум.
Иосиф великолепно знал классику русской литературы, высоко ценил Пушкина, считал его философию во многом сходной с философией своего народа. Во многом был не согласен со Львом Толстым, особенно с его теорией «непротивления злу насилием». Сам он всегда считал, что противоположные стороны должны уметь договариваться друг с другом.
Всем, о чём читал, что видел, чувствовал, делился с сородичами. Переводил на родной язык, комментировал…
В 1989м году по настоянию коренных жителей Сопочин был приглашен в Русскинской сельский совет народных депутатов исполняющим обязанности председателя исполкома. Абориген у власти – случай доселе неслыханный
(коренных жителей в нефтяных районах к тому времени практически отодвинули от всех уровней властных структур).
Хождение во власть
«Во власть» Иосиф Антонович пришёл с мыслью официально узаконить принадлежность земель за теми, кто ведёт традиционный образ жизни. Начал на картах очерчивать традиционно установившиеся границы родовых угодий.
Пытался построить новые взаимоотношения между властью, нефтяниками и населением. Убедил руководство нефтяных структур заключать общие договора с сельсоветом. При начальном этапе отвода земель сразу обговаривалось строительство объектов инфраструктуры посёлка: возведение домов и котельных, асфальтирование улиц, обеспечение электричеством, транспортом… Это начинание подхватил Ульт-Ягунский сельский совет, а затем и весь Сургутский район.
В этом же году Сопочин становится председателем исполкома Русскинского сельского Совета народных депутатов. К тому времени деревня Русскинская представляла собой легковоспламеняющуюся смесь безработных и обездоленных, а потому обиженных и злобных людей. Молодёжь шаталась по посёлку пьяной, жить было негде и не на что. Вековые устои порушены, казалось бы, безвозвратно. Пассивные от природы в политическом плане, не видевшие и не привыкшие к городской жизни ханты… ждали своего мессию.
— Первое, с чего он начал, — рассказывает вдова Иосифа Сопочина, Аграфена Семёновна Песикова, — он начал чистку Русскинского совета. Он избавился от тех людей, которые были инертны. Затем… У девяноста процентов тромаганских ханты не было паспортов. Вы представляете, что это такое?! И когда он пришёл, он просто избавился от человека, от которого это зависело.
Потом нужно было решить проблему жилья. Он подписал от имени сельского совета договора на строительство жилья с Сургутнефтегазом, с Когалымнефтегазом, с Ноябрьскнефтегазом об асфальтировании улиц, о строительстве котельной, о том, чтобы построить ЛЭП…
Он был первый. Он был самый-самый первый.
Пытаясь навести порядок в деревне, Иосиф не забывает и о живущих в лесу. Он хочет узаконить принадлежность земель за теми, кто ведёт традиционный образ жизни.
Предвидя, что очень скоро земля может полностью уйти под нефтяное освоение, Сопочин затевает невиданный по тем временам эксперимент: начинает на картах закреплять традиционно установившиеся границы родовых угодий земляков.
— Люди совершенно не верили, — продолжает Аграфена Семёновна, — что это может в законном порядке осуществиться. То есть, что с этими границами будут считаться власти. Очень мало народу верило в его начинания, но решили — раз председатель так говорит, так и быть, подскажем, где проходят границы родовых земель. Так и очертили.
С теми, на чьих родовых землях нефтяники начинали работать, подписывались экономические соглашения, по которым коренным жителям полагались небольшие денежные пособия, а также некоторые из «благ» новой цивилизации: снегоходы, лодки и лодочные моторы, бензин, соляра…
И вот тут возник целый клубок проблем. Деление на родовые угодья невыгодно было, во-первых, властям: это значит, лишние заботы, лишняя работа, лишняя езда по командировкам, лишние разбирательства. Они, конечно, были этим недовольны. Нефтяникам это тоже как кость в горле: нужно все работы с родовиками согласовывать, нужно озаботиться, чем и на каких законных основаниях всё это компенсировать, то есть, сразу выскочил целый комплекс юридических, экономических, социальных проблем, которые необходимо было оперативно решать.
А самое главное – когда живущие в лесу стали подписывать экономические соглашения, тем, кто в города и посёлки уже переехал, тоже захотелось всего этого. Они как бы за бортом этих переговоров оказались. Эти люди тоже хотели вернуть свою землю, и им пришлось лишний раз шевелиться: заботиться, чтобы их включили во владельцы родовых угодий.
Многим Иосиф Антонович говорил: ну, куда ты прёшь, у тебя же в лесу ничего нет, ты вначале постройся там… Этим людям тоже не нравилась политика председателя, естественно, появлялись оппоненты…
Словом, мечта построить рай для соплеменников на одной отдельно взятой территории, столь смело воплощаемая в жизнь, не понравилась недоброжелателям, а их к тому времени насчитывалось немало.
Деревня не приняла нововведений Иосифа. Состоялись перевыборы, ему пришлось уйти. Не выдержав напряжения, а, главное, недоверия соплеменников, Иосиф запил.
В поисках новой жизни
В 1991-м году Сопочин приходит в «Когалымнефтегаз», ведущий добычу на землях Нижнего Тром-Агана, с идеей создать в нефтяной структуре новое, особое подразделение. Пытаясь решить проблемы своих земляков с другой стороны, он становится заместителем генерального директора по вопросам коренного населения.
Но город населяли другие люди, и у них были совсем другие проблемы. Город обрастал коробками новостроек и символами собственной власти. И ему вовсе не нужен был неудобный Иосиф. Нефтяникам нужен лишь законопослушный клерк, не более.
По собственному желанию распрощавшись с «Когалымнефтегазом», Иосиф продолжает искать пути выживания для своих соплеменников. Наслышанный от того же Эндрю Вигета об успешном опыте индейских резерваций и по его приглашению Сопочин едет в Америку.
Но жёсткая структура построения жизни в резервациях оказывается неприемлемой ни в социальном, ни в психологическом плане для жителей тайги.
Иосиф приходит к мысли, что хантам тоже необходимо объединяться, но собственное самоуправление должно строиться по-другому. Его поддерживает профессор Эндрю Вигет:
— Мы много говорили о появившемся в то время законе самоуправления, который позволял различным группам коренного населения формировать общины. Иосиф видел возможности и перспективы в том, что ханты, самоорганизовавшись в общину, смогут лучше отстаивать свои экономические интересы, и будут представлять собой некую силу, которая сможет выходить на переговоры с промышленными компаниями.
Иосифа интересовало так же, как написать Устав, как организовать семьи, входящие в общину, таким образом, чтобы их голоса были представлены в управлении общины; откуда у общины могут появляться деньги и как община должна контролировать свою землю…
Для него община была тогда структурой неясно представляемой, но потенциально мощной для отстаивания экономических интересов.
Тем временем нефтедобыча вплотную подошла к территории междуречья Пима и Тром-Агана. Богатейшее нефтяное месторождение – Тян, обнаружено под священными землями сургутских хантов.
Сопочин разворачивает большую компанию защиты священных земель, на практике проверяя идею общины.
Его поддерживают все: и богатые оленеводы, живущие в верховьях Тром-Агана, и безоленные пимские рыбаки. Не дожидаясь выхода федерального Закона о Референдуме, ханты единогласно голосуют против начала освоения.
Забыты все прежние проблемы. Действия организованы, слажены и направлены только на одно – не допустить нефтедобычу к жилищам Богов. Но… за отсутствием законодательной базы община признана недействительной, результаты досрочного голосования – незаконными, а чуть позже и территория, представляющая угрозу решению задач государственной важности, разделена административными границами так, что голоса аборигенов отныне навсегда остаются в меньшинстве.
Потерпев поражение и в защите священных земель, и в создании общины, Иосиф возвращается на опустошённую землю своих предков. Он создаёт общину на Тром-Агане.
Практика тяновского противостояния дала ему мощный политический багаж, теперь к нему совершенно по-другому относятся представители власти и нефтяных структур, прислушиваются соплеменники.
Московский этнолог и финно-угровед Ольга Балалаева имела возможность в течение долгого времени общаться с Иосифом Сопочиным:
— Иосиф был человеком глубоко и разнообразно одарённым. Дар Божий его, конечно, съедал. Потому что… дар заставлял его постоянно разбрасываться. Иосифу трудно было сконцентрироваться на чём-то одном. Зато уж когда он собирался – он превращался в петарду. Это было ядро, которое пробивало стены бюрократических кабинетов. Он, наверно, мог устрашить. Иногда ему это удавалось. И, видимо, энергия удара, которая в Иосифе существовала, это и есть пассионарность, она и творит сейчас легенду Иосифа.
Иосиф был пассионарий. Пассионарии всегда рождаются временем. Одновременно они формируют своё время. Они придают ему цвет и запах. Иосиф, безусловно, влиял на климат в округе. Мы же видим, как растёт сейчас миф Иосифа, и в этом нет ничего дурного. Мне кажется, это прекрасное растение, которое нужно холить: земля нуждается в героях. Иосиф – один из тех людей, которые вполне могут стать мифологическими героями.
Оформление документов на общину затянулось на несколько лет. Ведь одно дело продумать идею, и совсем другое – суметь протолкнуть её через множество преград. К тому времени юношеские литературные увлечения сменило жёсткое политическое чтиво: Иосиф знакомится с трудами бывшего генерального прокурора России Алексея Казанника, становится сторонником идей самарского губернатора Константина Титова и Егора Гайдара, стремится адаптировать всю российскую законодательную и экономическую практику к жизни на родной земле.
И опять Иосиф станет неудобен. Уже привыкшие к лёгкой поселковой жизни, родственники не захотят возвращаться в лес, где давно уже нет ни дома, ни оленей… Зачем?
Рассказывает Аграфена Семёновна Песикова:
— По всему бассейну реки Тром-Аган была проведена огромная работа по перестройке психологии тромаганских хантов. Иосиф Антонович, практически, с каждым человеком переговорил, каждого человека старался убедить в том, что его с родовых земель никто не погонит, что ему нужно обустраивать свои угодья… А когда возникла идея общины, даже его браться не верили ему вначале. Это потом, когда уже вплотную подошли к этой идее, обсудили со всех сторон… Сколько было споров, ссор, но, тем не менее, люди поняли, что один в поле не воин, нужно объединяться.
Столкнувшись с полной неразберихой в постсоветском законодательстве, Иосиф начинает продумывать собственную законодательную базу. Не «под», а «от» себя, от земли, от нужд будущей общины. Все свои накопленные к тому времени знания он вложит в Устав «Ханто».
Несколько лет спустя Государственной Думой России будет принят закон «Об общих принципах организации общин коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока», основой для которого послужит Устав сургутских ханты, в нём впервые заговорят об общине как об органе самоуправления. А пока, воодушевленный личным знакомством с Казанником, Иосиф бескомпромиссно спорит со всеми, доказывая необходимость создания уникального детища.
***
Весной тысяча девятьсот девяносто шестого по всему Тром-Агану застучали топоры. Люди стали возвращаться в лес, стали строиться.
Тут-то и пригодился опыт работы в «Когалымнефтегазе». Средства на обустройство стойбищ «добывали» через коллективные экономические соглашения. Когда нужно было согласовывать установку на своих землях нефтяных объектов, собирались все вместе и тщательно обговаривали каждый нюанс до тех пор, пока не находили приемлемых для всех сторон вариантов. Потихоньку привыкали жить сообща.
А через полгода после регистрации общины появились и первые олени. Пятнадцать голов закупили вскладчину: кто на средства с квартальных компенсаций, кто с продажи рыбы и ягод.
Глядя на успехи «Ханто», вернулись в тайгу, обзаведясь оленями, и соседи. Так на Тром-Агане зародилась новая жизнь.
Община
Начали заниматься строительством и восстановлением избушек на стойбищах. К традиционным постройкам прирастали прелести новой цивилизации: бани, гаражи для «Буранов», навесы для электростанций…
Вместе с избушками строили и кораль для оленей, потому что, вопреки всем неурядицам, мечтали о достойном будущем для своих детей…
Праздник оленевода вернулся на Нижний Тром-Аган вместе с оленями. Люди стали называть его “Праздник общины “Ханто”.
Мы часто встречались в те годы с Иосифом. Праздник оленевода в национальном поселке Тром-Аган был его мечтой. Он снова пытался растормошить своих соплеменников, не давал им быть пассивными зрителями, хотел, чтобы в них проснулось чувство собственного достоинства:
— Ну, конкурсы всякие, вот зачем они нужны: я бы хотел поощрить людей, которые сами шьют… мужчины сами делают нарты, сами делают мордушки, и отметить их здесь всенародно, что вот — своими руками сделано. Допустим, женщина выводит свою семью, она красиво обшила мужа, сына, дочь, сама красивая… То есть, семейные конкурсы по изготовлению традиционной одежды, нарт, они… стимулируют развитие такой жизни, которая нам присуща. Да и разговоров на целую зиму у нас, на целый год будет…
Сейчас самое главное, я думаю, — сознание людей, которые были в безнадёжном состоянии. Они, практически, все жили в посёлках, а сейчас стали возвращаться обратно, и видеть уже перспективу своей жизни. Завели оленей, построили дома, корали, и большую часть времени они живут на стойбище, на своей земле.
Начало новой жизни
Они вошли в новое тысячелетие с хлебом, кровом и надеждой на то, что завтра всё будет хорошо.
А Иосиф уже снова думает о будущем. Первые успехи вселяют в него необычайное воодушевление и уверенность в собственных силах. Иосиф собирается заняться природоохранной деятельностью: расчисткой и укреплением берегов Тром-Агана, посадкой деревьев; мечтает открыть фактории, стойбищные школы, получить землеотвод и наладить охоту… Но главное — он затевает заняться общинным промыслом рыбы. Он уверен — его обязательно поддержат. Но…
— Вся проблема в том, — делился со мной Иосиф, — что средства производства в своё время были отданы предприятиям, которые не имеют никакого отношения к коренному населению. Они не выполняют своей основной задачи: не создают новых рабочих мест в деревнях. Они не оправдали этих надежд.
Нам же для того, чтобы катер купить или невод… это, ясное дело, деньги нужны. Если нам взять кредит — этот кредит отдавать придётся, мы тогда не сможем на ноги встать. А если бы нам дали это, допустим, в бесплатную аренду, мы бы отчитывались перед бюджетом, перед контролирующими организациями, что у нас в наличии, а когда время подойдёт – спишем это дело. Вот на таких условиях мы встанем на ноги…
Но, я думаю, что мы с властями всё-таки договоримся, и на следующий год ты будешь брать интервью у нас, например, в сентябре месяце, уже в бригаде на Оби…
По долгу службы из тех самых «властей» чаще всего сталкиваться с Иосифом Сопочиным приходилось заместителю главы самоуправления Сургутского района Сергею Черкашину:
— Очень хорошие идеи, очень много. Сам Иосиф был как бы генератором, он, может быть, даже на шаг вперёд был своего времени. Поэтому частенько получал отказ: вот тут ты спешишь – мы не дозрели. Тут — ну, давай попробуем… И вот пошла рутина: по кабинетам к чиновникам надо ходить, там чего-то со сбытом надо придумать, там у нефтяников что-то выбить…
На рутину у него терпения не хватало. Ему бы помощников толковых, кто бы претворял эти идеи, ведь что такое по нашим коридорам ходить, организовать дело?! И потом — надо же ещё людьми заниматься: место организовать, заставить их работать, чтобы, например, когда путина идёт — не пили, работали в этот момент: день год кормит…
Вот это самое главное, по-моему: у него не хватало тех помощников, которые бы могли его идеи реализовать.
И все же, это было хорошее время. Время, когда оживала надежда.
***
Летом двухтысячного Иосиф привёз нас на стойбища общины “Ханто”, показать, как обустроились люди в лесу. Да и было чем гордиться: они ушли отсюда много лет назад. Теперь — снова вернулись.
Семён Данилович, двоюродный брат Иосифа, занимался оленями. Его жена, Нина Семёновна, как и положено хозяйке, хлопотала во дворе.
Ещё не всё построил Семён Данилович, но уже дышала эта болотистая грива жизнью, уже обживало её небольшое стадо.
Казалось, что даже олени ходили здесь по-особому, с гордо поднятыми головами. Они-то наверняка знали себе цену.
Ну, а хозяева нового стойбища привыкали снова работать на себя. И им, похоже, это нравилось.
Иосиф с гордостью рассказывал мне об успехах общины:
— Человек преобразился. Мы не стали стадо делать общинным, у каждого свои олени. Я считаю, ни в коем случае не надо обезличивать, создавать всякие совхозы, колхозы, где всё общее и ничего «моего». Если нет ничего «моего», значит, он и работать будет спустя рукава. Поэтому у каждого свои… Вот Танюшка бегает, даже она знает каждого своего оленёнка…
— С самого начала Иосиф Антонович ставил задачу, — продолжает Аграфена Семёновна Песикова, — чтобы люди жили по своим обычаям. Вот сейчас кажется, что раз никакого предприятия нет, значит, никакого развития нет. Это только так кажется. Раз каждой семье подписывают экономическое соглашение, и люди только на свою семью работают, значит, опять развития нет. Это неправда.
Иосиф Антонович прекрасно понимал, что если каждая семья в общине обустроится, если люди будут стремиться, чтобы каждая семья жила лучше, то и общине тоже будет хорошо. Община “Ханто” — это не хозяйствующий орган, это орган самоуправления, то есть, люди сами управляют своей жизнью. Сами, как принято по обычному праву, строят свою жизнь.
Осев на земле, общинники не торопились поспешать за стремительным шагом своего лидера. Они не хотели, да и не умели думать о будущем. Громоздкая и неповоротливая бюрократическая машина также не спешила навстречу непонятным, а, главное, неудобным запросам реформатора — одиночки.
Иосиф же мог только критиковать и администрацию, и общину, и ситуацию, что она не такова в его видении будущего.
— Собственно, это была даже не критика, — вспоминает Ольга Балалаева, — а перманентное разочарование в том, что жизнь отличается от его представления, как всё должно быть.
Иосиф ради дела был готов идти на любой риск, и его, безусловно, раздражало и разочаровывало, что все люди вокруг него, от односельчан до представителей власти, к риску были не готовы.
Иосифа же неодолимо тянуло в завтрашний день. Теоретически и на практике обосновав модель независимости общины «Ханто» на основе обычного права, он начинает внедрять и вовсе немыслимую затею — модель совместного землепользования.
— Как я вижу совместное управление, — развивал Иосиф свою идею на встрече с представителями канадской делегации, посетившей Югру в начале 2002го года, — тут больше будет присутствовать управление государства, конечно. Юридически оформленные в настоящее время территории общинных родовых угодий, скорее всего, останутся землями государственными, но находящимися в статусе традиционного владения.
То есть, кроме государства, там будет владелец родового угодья, или участка территории традиционного природопользования. .. Модель даже не то что частной собственности, а пожизненного владения вряд ли будет реализована. Менталитет государственных чиновников и тех стойбищных людей, которые там проживают, не позволит ввести частную собственность на эти земли.
Но, если произойдёт оцивилизовывание нашего чиновничьего аппарата в дальнейшем, на мой взгляд, это будет неплохая модель. На лучшее мы рассчитывать не можем. Такое, в общем, мое видение нашего будущего…
Лишь очень немногие знали, что к этому времени Иосиф был уже неизлечимо болен. Но изо всех оставшихся сил он продолжал тянуться в завтрашний день.
Первый год без Иосифа
В первую зиму после кончины Иосифа праздник общины «Ханто» готовили уже другие люди. Самим общинникам это оказалось не по силам. Как, впрочем, и многое из задуманного бывшим председателем.
Новый председатель запил, так и не вникнув в суть дела. Не сумев вовремя составить и отстоять бизнес-план развития общины в окружной программе, он на целый год оставил «Ханто» без дополнительных средств к существованию.
Впрочем, в ту зиму произошло много разных событий. Но люди общины не могли знать об этом.
Они ещё не знали, что далеко отсюда уже решалась их судьба: принятый Правительством Российской федерации Земельный Кодекс напрочь перечеркнёт десятилетие борьбы коренной Югры за свое право на землю.
В округе к тому времени будет практически ликвидирован институт родовых угодий, в столице отклонена ратификация Международной конвенции о правах коренного населения.
***
Летом две тысячи второго мы вновь отправились на стойбища общины “Ханто”.
На этот раз нашим провожатым был старший сын Иосифа, Алексей.
Несмотря на доставшийся от отца добротный дом в посёлке, наличие в ассортименте современных технических средств, Алексей возвращался в тайгу, ибо своим настоящим домом считал отцовское стойбище.
Наш старый знакомый, Семён Данилович Сопочин, как и прежде, трудился, не покладая рук. Хлопотали и его родные. На узкой болотистой гриве выросло несколько новых построек. А вот настроение было уже не то. Разговор не клеился.
— Насколько я знаю, он многое, наверно, просто не успел сделать. Ну, а щас чё… Руководителя такого уже не будет. После его смерти, по-моему, заглохло всё. По крайней мере, я не слышу и не вижу, чтобы новый председатель что-то делал, предпринимал. Не чувствуется.
Накрапывал мелкий дождь, на другом берегу болотистого озерка едва виднелось стойбище бывшего председателя.
Не опустеет ли вновь земля Нижнего Тром — Агана?
Река Тром-Аган, Сургутский район
2002 год