Я люблю Лаппи

18 декабря 2002го года в Ханты-Мансийске состоялся пятый съезд оленеводов Югры. Его участниками стали 32 делегата, оленеводы из пяти муниципальных образований округа. Участвовали в форуме и члены правительства, руководители разных рангов, представители нефтяных структур, учёные, общественные деятели… А начался съезд с просмотра видеоприветствия президента союза оленеводов мира Йохана Матиса Тури. Я расскажу о том, как добывала в Норвегии это пятиминутное видео.

Однажды мне позвонил Юра Вэлла и сказал буквально следующее: слушай, меня тут пригласили в Финляндию, на кинофестиваль первых (малых,- прим. автора) народов мира. Он будет в ноябре в Турку. Но я не могу в ноябре поехать, мне нужно за оленями смотреть, ноябрь – тяжёлое время для стада. Езжай ты, всё расскажешь и покажешь там про нас…

Так я впервые попала в Финляндию. Она стала моей «рабочей» страной: теперь я постоянно езжу туда «рассказывать и показывать». Но та, первая поездка, запомнилась мне особенно.

Поезд Москва-Хельсинки. Даже не верится, что, наконец, еду в образцовую страну оленеводов-фермеров и родину Санта Клаусов – Лапландию (местные жители зовут её ласково – Лаппи). Каждая ель за окном предвещает праздник. Ещё не въехав в эту страну, я точно знаю, что люблю её.

Столица Лапландии – Рованиеми. Считаю, что мне повезло – мой переводчик, политолог и финноугровед, а в дальнейшем и просто надёжный и хороший друг Пекка Кауппала, не только знает несколько иностранных языков, но и прекрасно знаком с разными «нужными» людьми: министром иностранных дел Финляндии, судьёй Лапландии, председателем саамского парламента…

Цена вопроса о земле по-фински

Лаппи – это северная часть Финляндии. Сравнивая процессы, которые происходят в этом краю оленеводов, я понимаю, насколько мы близки и одинаковы. Насколько похож тот путь, которым мы идём. Только они уже прошли.

— Сам по себе вопрос собственности на землю не так важен для саамов, — рассказывает председатель саамского парламента Пекка Айкио, — но хозяин земли решает, как ею пользоваться, и вот тут возникают непреодолимые разногласия. Власти стали распоряжаться землёй так, что вытесняются традиционные промыслы хозяев этой земли – древних саамских родов. Сегодня активно ведётся вырубка леса, создаются искусственные водоканалы, в целях поиска минералов изменяется ландшафт, в лесах, чтобы уничтожать вредных насекомых и поддерживать необходимое качество древесины (ведь это главное богатство страны) распыляются химикаты, повсюду строятся большие туристические центры…

Кстати, в Финляндии, так же, как и у нас, до сих пор нет методики определения ущерба.

Статью 169 Международной Конвенции о правах коренного населения, где говорится о том, что земля принадлежит тем этническим группам, предки которых жили на ней, здесь знают наизусть. Но Финляндия не ратифицировала этот документ (как, впрочем, и Россия). Поэтому все финские и саамские оленеводы голосовали на референдуме за вступление Финляндии в Евросоюз. Для них он – гарант того, что Финляндия не будет угнетать национальные меньшинства.

— В составе большого Евросоюза не может быть интереса угнетать саами, — говорит Пекка Айкио, — но в национальных рамках пока это, к сожалению, происходит. Уже в 1995 году Евросоюз признавал право страны передавать особенные привилегии местным оленеводам через национальное законодательство, но Финляндия не торопится воспользоваться этими привилегиями. Государству это невыгодно, а у саамских племён не хватает пока ни сил, ни лидеров, чтобы борьба за свои права принесла положительные результаты.

К моему удивлению, оказывается, что саамские оленеводы сегодня становятся одним из самых бедных и озлобленных слоёв общества. Потому что в стране с лучшей в мире системой образования, медицинского обслуживания, с одной из самых современных систем связи, с концерном «Нокиа» и множеством других достоинств отсутствует одно: гуманность государственной политики по отношению к коренному населению. Жёсткие условия выживания в мировом сообществе и поддержание собственного статус-кво на мировом рынке заставляют страну, подчас против воли, всё больше коммерциализировать лесную промышленность и развивать туризм.

Строки эти писались в 2002 году. Сегодня, в 2015м, эти же процессы мы наблюдаем на территории Югры. Грустно.

Община

Тундровые пастбища Лапландии расположены в трёх километрах от норвежской границы. Вот уже много лет оленеводы Северной Лапландии не носят национальной одежды и не провожают души своих оленей в Верхний мир. Но традиции ими всё же не забыты. Наш сопровождающий, Клеметти Няккяляярви, из древнего оленного рода. В лучшие времена стадо его отца достигало двух с половиной тысяч голов. Но сам Клеметти в оленеводы не пошёл, решил стать учёным. Тема его докторской диссертации — «Оленеводческая культура саамов». В стаде общины, в которую мы направляемся, пасётся его единственный олень.

Всего в Финляндии около двухсот двадцати тысяч оленей (в Югре, для примера, — 37 тысяч). Содержат их 76 общин. В той, куда мы едем, 156 глав

семейств. Лишь 60 из этих семей могут прожить полностью за счёт оленного хозяйства. Остальным приходится подрабатывать. Могли бы увеличить поголовье оленей, но не позволяют ограниченные пастбища. А Министерство сельского хозяйства в Хельсинки решает, сколько оленей может иметь та или иная община.

Ещё 50 лет назад саамские оленеводы, так же, как и оленеводы Югры, с недоверием относились к созданию общин. Сегодня на территории Финляндии нет частных хозяйств. Ежегодно члены общины платят членские взносы, каждый – по 5 евро за каждого из своих оленей. В результате годовой бюджет общины составляет 50 тысяч евро. На что уходят деньги? На зарплату освобождённому председателю, на полставки секретарю… Спецодежду и снегоходы каждый покупает сам. Дело в том, что саамская община не имеет права вести собственный бизнес – так написано в законах страны. Нашим, югорским, можно, но законы России таковы, что все усилия наших оленеводов в этом направлении практически сводятся на нет.

Финская община не имеет права копить, аккумулировать деньги. Их обязательно нужно использовать в течение расчётного года. Община не имеет права ни на прибыль, ни на дефицит, а это не так-то просто – всё правильно рассчитывать. У Анти, председателя «нашей» общины, это пока получается.

Хозяин оленей

Председатель общины здесь избирается раз в 4 года и получает почётное звание «Хозяин оленей». Анти – хозяин десяти тысяч оленей. Вот уже 12 лет он исправно ведёт дела общины, отмечая, что звание председателя не только почётное, но и очень ответственное. Анти в ответе за всё: и за дисциплину, и за бюджет, и за оленей. Он гордится тем, что за 12 лет в его общине не было ни одного уголовного преступления, что олени, доверенные ему, не едят искусственный корм – используя традиционные знания своих предков, здесь умеют правильно пасти оленей и в ближайшем будущем не собираются, как многие «туристические» общины, кормить их сеном и демонстрировать всем желающим, как коров в загоне. К тому же, строительство многочисленных мотелей и спортивных комплексов разрушает экологию и те же пастбища. В общем, чего греха таить, слово «турист» для финских и саамских оленеводов такое же ругательное, как для наших – «нефтяник».

— Я уже на пенсии, — рассказывает старейший и самый опытный член общины, Аслак Маккеле, — в общем стаде ходят двести моих оленей. Жалко, что когда я умру, их придётся пустить под нож. Сыновья не хотят заниматься оленеводством, говорят, неприбыльное это дело. Лучше заниматься бизнесом, обслуживать туристов, делать им сафари на снегоходах…

Когда старый оленевод рассказывал мне свою историю, он всё время открыто улыбался, от этого история становилась ещё печальнее.

Король-олень

С Йоханом Матисом Тури, президентом союза оленеводов мира, мы встречались несколько лет назад на Всемирном Конгрессе оленеводов мира в Надыме. Зная, что он живёт где-то рядом с Лапландией, спрашиваю у переводчика, возможно ли с ним встретиться. Сделав пару звонков, Пекка отвечает, что Йохан согласился принять нас. И мы мчимся в Норвегию.

Едем на такси. Над нами – знаменитое северное сияние, вокруг – полярная ночь. Дорога узкая и извилистая. Слева – почти отвесные горы, справа, глубоко внизу, – море. Четверо финских мужиков – Пекка, Анти, Клеметти и водитель – от всей души поют «Катюшу» на русском языке, а в фары машины то и дело попадается какая-нибудь живность: то лиса прямо на середине дороги поедает куропатку, то песец бежит вдоль обочины, а однажды прямо перед машиной дорогу перебежал лосёнок. На этот раз повезло и нам, и лосёнку. Чаще, рассказывают мои сопровождающие, бывает наоборот. Либо лось серьёзно помнёт машину при ударе, либо машина собьёт животное насмерть. Но если в Скандинавии водитель, сбивая лося или оленя, сам добровольно направляется в полицейский участок, чтобы рассказать, на каком километре сбил и оставил животное, какая метка была у него на ухе (если это олень) и заплатить соответствующий штраф, то у нас, к сожалению, бывает наоборот, вынуждена я признаться своим спутникам: там, где начинаются новые нефтяные разработки, строятся дороги, олени часто перебегают дорогу, ведь это их годами нахоженные тропы. Но вместо того, чтобы нажать на тормоз, наши водители почему-то нажимают на газ. Бывали случаи, когда по дороге на съёмки водители машин рассказывали мне, как во время поездки по месторождению начальство просто отстреливало оленей прямо из машин, ради забавы.

Моим спутникам такие истории кажутся варварством. А ведь я ещё не рассказала о том, как в наших краях охотятся на домашних оленей с вертолётов…

Но вот мы приехали. Йохан с помощниками только что вернулся с гор, там они собирали стадо. В быту – простой оленевод, очень похож на наших. Старый рабочий свитер, очень усталый вид… Язык не поворачивается предложить ему причесаться перед съёмками: ну до того хорош!

Йохан Матис Тури слева. Фото Пекки Кауппала

Он никогда не был на русском севере. Самый важный вопрос, который ему сейчас приходится решать – это международный рынок сбыта оленины (в Финляндии, Швеции, Норвегии самое современное оленеводство). Йохан пробует вести переговоры о создании современной стратегии маркетинга. Оленина – это очень хороший продукт, экологически чистый, средняя стоимость её в Скандинавии на 20 процентов выше, чем стоимость мяса других животных, и он хочет, чтобы она стоила ещё дороже.

Попутно Йохан замечает, что приглашён на наш съезд оленеводов-частников, но, к сожалению, не сможет приехать: должен перегнать собственное стадо. Моя душа ликует – значит, будет эксклюзив. Для нашего интервью у Йохана

есть всего 15 минут. Рассказываю ему о наших проблемах: уходит земля, теряем пастбища…

— Оленеводы всего мира теряют пастбища, — говорит Йохан, — это очень серьёзная проблема. Единственная возможность сохранить их – расширять права коренных жителей. Считаю, что и консенсус между природопользователями и оленеводами возможен, нужно только первым уважать вторых. Думаю, это одна из проблем: люди не понимают, насколько сильно оленеводство зависит от пастбищ.

Своей стратегией Йохан Матис Тури считает более тесное сотрудничество с учёными. Среди оленеводов сейчас появляется много образованных людей. Очень важно, чтобы их становилось как можно больше – тех, что на любом уровне смогут постоять и за себя, и за род, и за весь народ.

Напоследок президент союза оленеводов мира просил передать оленеводам Югры следующее:

— Я не хочу давать советов, но единственное, в чём я уверен, — необходима кооперация, объединение всех оленеводов мира. Я желаю вашим оленеводам не опускать рук и добиваться этого объединения в будущем. Мы все обладаем большими знаниями о выживании в таких сложных климатических условиях, они накапливались тысячелетиями. Я считаю, что эти знания были бы хороши и для остального мира. Так что впереди у нас у всех много работы…

У меня впереди тоже много работы.

Фестиваль

Основной целью моей поездки было участие в уникальном кинофоруме – фестивале фильмов коренных народов мира. Организатор фестиваля, общество в защиту народов, находящихся под угрозой уничтожения — «Первые народы».

Люди, приехавшие со всех концов земного шара, рассказывали о проблемах своих соплеменников, и слушатели получили возможность как-то соприкоснуться с этими проблемами.

Цель фестиваля – способствовать положительному решению этнических проблем путём демонстрации специально подобранной кинопрограммы, распространения опыта, информации, проведения дискуссий.

— Просмотрев документальные фильмы из Югры, мы сделали вывод, — рассказывает основатель общества и один из организаторов фестиваля Нарри Фрилунд, — что мы слишком мало знаем о проблемах коренных народов Сибири, которые, в общем-то, близки финнам. Хотелось бы, чтобы информация оттуда, из Сибири, поступала к нам регулярно, чтобы можно было как-то на неё реагировать и формировать общественное мнение. И если наша совместная работа продолжится, это было бы для нашего

общества очень важно. Мы должны больше рассказывать о таких людях как Юрий Вэлла, которые могут бороться за свои права и отстаивать их.

Если учесть, что 50 процентов нефти в Финляндию приходит из Западной Сибири, мы просто обязаны помогать этим людям, и такого типа документальные фильмы нужно пропагандировать как можно больше, во всех странах Скандинавии…

С тех самых пор мои фильмы стали постоянными участниками этого фестиваля, а я сама – постоянным корреспондентом журнала «Ensimmaiset kansat» («Первые народы»), который вот уже много лет выпускает это общество.

… Кстати, вопрос «А что мы можем для вас сделать?» звучал во время фестиваля довольно часто. За четыре дня – одиннадцать встреч, диспутов, интервью и круглых столов. Переводчики не выдерживали моего труднопроизносимого и непривычного для них текста, в котором то и дело встречались такие понятия как «родовые угодья», «недропользователи», «территория приоритетного природопользования». Во время той первой встречи лишь восьмая переводчица смогла справиться с синхронным переводом моих рассказов о Югре. А готовилась я тщательно. Там состоялась и моя первая публичная лекция – сорок минут я простояла у доски с картой и говорила, буквально не останавливаясь.

Во время общения с гостями из других стран я узнала, что у нас много общего. Например, Хуан Сантос, индеец из племени кечуа (Перу), рассказал о том, как их племя боролось с алкоголизмом; «Одной пьющей семье мы дали камеру, и в течение недели члены этой семьи снимали друг друга. Затем съёмки показали на совете старейшин, и племя решило (!) больше не употреблять импортных марок алкоголя, пить только свой, доморощенный продукт».

А всемирно известный финский документалист Марку Лейхмускале, много снимающий на ненецкую тему, рассказал, что местные жители не любят пессимистичных фильмов, они всегда хотят, чтобы было хорошее окончание.

На одном из диспутов вновь зашёл разговор о ратификации Конвенции о правах коренного населения. Председатель собрания, юрист, приводит примеры из истории Никарагуа, Канады и Лапландии, где народ боролся за свою землю и победил.

Камень преткновения

Вернувшись в Сургут, я узнаю, что именно в это время, в конце ноября, в Москве проходил круглый стол по вопросу «Перспективы ратификации Российской Федерацией Конвенции МОТ №169 «О коренных народах». В нашей стране к народам, интересы которых защищает этот документ, относятся коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока. Мне удалось ознакомиться с материалами этого заседания. Оказалось, что на сегодняшний день многие положения Конвенции вступают

в противоречие с местным законодательством. Например: Конвенция закрепляет права собственности и владения на земли, которые занимают коренные народы. А в пункте 3 статьи 8 Конституции Российской Федерации не предусмотрено закрепление прав собственности на землю по этническому признаку.

Совсем недавно один мой знакомый, молодой хантыйский парень, показал мне паспорт нового образца, где уже не записана национальность. Теперь он – просто гражданин РФ. Как бы не пришлось в скором времени доказывать нашим таёжным жителям, что они ханты, манси, ненцы…

***

Много препятствий для ратификации Конвенции в федеральном законодательстве. Но, оказывается, в окружном – ещё больше. Вот вывод представителей правительства Югры: «Норма Конвенции о праве собственности на землю коренных малочисленных народов (КМН) (п.1 ст.14), в целом являющаяся прогрессивной и законной по своему характеру, в условиях хозяйствования коренных малочисленных народов российского Севера является неприемлемой (при её исключительной полезности для коренных народов, ведущих своё хозяйствование в несырьевых регионах). Другие положения и нормы Конвенции (помимо тех, что касаются земельных отношений) крайне необходимы к принятию и осуществлению.

Вот уж где не раз вспомнишь о таких как Иосиф Сопочин, Юрий Вэлла! Как сегодня Югре необходимы люди, которые могут доказать и доказывают, что они умеют хозяйствовать на своей земле, что им лучше знать, какие законы нужны сегодня, чтобы сохранить не только землю, но и народы, на ней живущие.

… Рассказывая о проблемах, с которыми приходится встречаться нашим оленеводам, о том, как формируются отношения между коренными жителями и нефтяниками, комментируя фильмы о Юрии Вэлле, постоянно сталкиваюсь с искренне заинтересованными глазами в зале, отвечаю на многочисленные вопросы, и в который раз не перестаю удивляться: ну, почему этих людей так сильно это интересует?! И почему эти миры не пересекаются, а продолжают существовать параллельно и независимо: мир большой и бесчеловечной политики и мир маленьких, но таких настоящих людей?

Как же я люблю тебя, Лаппи! И я обязательно ещё не раз приеду к тебе…

Хельсинки – Турку – Рованиеми – Саданкюля — Сургут

Ноябрь, 2002 год

<<     >>