В нашем мире люди смотрят телевизор по утрам, покупают жетоны на метро, строят взлетающие к небесам серебряные небоскребы, но редко бывают счастливы, потому что торопятся жить. Секрет счастья – в умении созерцать бытие. В сибирской тайге, среди хвойных деревьев и по берегам холодных рек, живет народ с иными жизненными установками. Для хантов важны принципы сострадания, бережного отношения к природе. Разумеется, они пережили определенную трансформацию, столкнувшись с реалиями современной жизни, но в основном, в сущностном, остались прежними. «Как сегодня ты относишься к природе, так завтра будет жить твой народ», «Если ты богат, а твой сосед беден, значит, в стране не всё благополучно», — в эти два высказывания, пожалуй, умещается лейтмотив существования этого небольшого угорского народа. И сейчас перед этим народом стоит проблема, с которой сталкивались прежде другие народы, одних она уничтожила, других сделала великими:  проблема аккультурации.

В XXI веке, когда человечество запускает в космос спутники и корабли, решает судьбу мира на заседаниях Совета безопасности ООН, создает в равной степени спасительных лекарств и уничтожающего всё живое оружия, ханты думают о том, как сохранить свою культуру, понимая: душа народа – в его культуре. И эту проблему можно рассматривать с двух основных позиций. Первая – при которой абсолютно правы мы. Вторая – при которой абсолютно правы они. В подобном разделении есть определенная доля категоричности и почти совсем нет толерантности, но оно необходимо: для того, чтобы оценить ситуацию верно (кто измерит степень верности?), нужно принять чью-то сторону, иначе рискуешь остаться совершенно равнодушным.

***

Фото Алексей Рудь

Они окружали меня с детства: хмурые, с лицами, на которых ветра, болота и тяготы жизни оставили суровую печать Севера, в пестрых одеждах, контрастирующих с серостью производимого впечатления. Они смотрели на окружающих с затаенным недовольством во взгляде – барьер между нами был результатом языкового и мировоззренческого недопонимания. Я выросла, пошла в школу и встретилась с ними в своём классе. Ханты, живущие в школьном интернате, одевались в привычную мне одежду, слушали ту же музыку, что и я, играли в те же игры, и почти совсем не отличались от других. Некоторые из них стали мне хорошими приятелями. Мы проходили их культуру на уроках, всем селом с радостью участвовали в их праздниках, на каждом концерте слушали хантыйские песни. И всё это – по инициативе русских. Учителя в нашей школе стремились создать для малышей, оказавшихся вдали от дома, условия, близкие к естественным. Им приносили теплую одежду, если вдруг случались сильные холода, их поддерживали во всех стремлениях, для них открывались разнообразные кружки. С их стороны не было ни благодарности, ни энтузиазма. И если младших ещё хоть что-то интересовало,  то подростков ровным счетом ничего. Они грубили учителям, дрались, тайком употребляли спиртные напитки. Не могу сказать, что мы, представители другой национальности, вели себя многим лучше, нравственность редко оказывается сильнее юношеского максимализма, но всё же нашей отличительной чертой я бы пьянство и агрессию не назвала.

Мне казалось, что нам навязывают культуру, которая не нужна даже тем, в ком зародилась. Мне казалось, что мы зря тратим время. За все одиннадцать лет обучения я не видела ни одного сознательного, доброго или отзывчивого ханта. В музее, посвященном их истории, работали русские ученые. День Обласа организовывали русские энтузиасты. Парадоксальная и немного абсурдная ситуация, когда один народ пытается реанимировать умирающую культуру другого народа.

Образ Севера в культуре формировался тяжело и долго: место, куда ссылали революционеров, где много умирали и мало жили, постепенно превратилось в край авантюристов и романтиков. Сейчас Север для российской экономики – последний форпост на пути глобального кризиса. В ХМАО и ЯНАО добывается 80% российской нефти. Политологам очевидно, что социальное, правовое и политическое развитие государства должно быть подкреплено экономически. Без нефти России не справиться. Ханты этого, очевидно, не понимают. Для них ресурсы и полезные ископаемые – часть окружающего мира, для страны – жизненная необходимость. Ханты не идентифицируют себя с Россией. На прямой вопрос: «Что для вас Родина?» отвечают: «Родина – Западная Сибирь, а Россия – это государство». Я могу простить им нелюбовь к русскому народу или к татарскому народу, или к любому из народов, населяющих Югру, но нелюбви к России простить не могу, слишком важную часть она составляет в моей жизни. Россия – это Сахалин на Востоке, Уральские горы, полярная станция «Беллинсгаузен», озеро Байкал и многие другие уникальные, неповторимые места. Сибирь среди них. И мне непонятно, как можно любить часть России, не испытывая светлой, мучительной, трепетной любви к стране в целом. И я не знаю, как научить их такой любви, потому что для них дом всегда – несколько угодий, святилища, реки и охотничьи тропы.

Ханты активно пропагандируют собственную ущемленность. Им платят недостаточно денег за полезные ископаемые, никогда им не принадлежавшие, потому что априори не может часть планеты принадлежать конкретной семье, их заставляют менять места проживания, уничтожают священные для них культурные объекты. И эта позиция не выдерживает критики, потому что звучит примерно так: «Вы, русские, пришли на нашу землю, вы плохие, потому что вы пытаетесь качать нефть. Мы не скажем, где ее можно качать, не научим вас правильному поведению, не поможем вам. Мы будем протестовать». Понятно, что подобная реакция обусловлена историческими ошибками советского руководства, начавшего на Севере в свое время агрессивную экспансию. Но неужели ханты не могли за всё это время воспитать поколение, готовое идти на компромисс, способное договариваться? Неужели нельзя было вырастить дипломатов, геологов, юристов, экологов, готовых отстаивать национальные интересы и приводить реальные аргументы в пользу хантыйской убежденности в невозможности добывать нефть в том или ином месте?

Их неспособность адаптироваться к переменам в совокупности с общей национальной пассивностью тормозят развитие цивилизации. На Земле не найдется народа, который не вел бы кочевой образ жизни, не занимался бы земледелием и охотой на определенном этапе существования. Но это лишь одна остановка на долгом пути становления нации. И если построить забор и устроить жизнь на этой стоянке, дальше не продвинуться. Ханты могли бы создавать специализированные школы, университеты, музеи, могли бы помогать в устройстве заповедников, могли бы сохранять свою культуру, не отрицая всего остального мира, не вступая с ним в неоправданную борьбу.

Они не идентифицируют себя с Россией, отказываются от перемен к лучшему, не хотят развиваться в том же ключе, в каком прежде развивались многие другие. Из большинства представителей этого народа лишь единицы задумываются о том, что будет дальше. Но и эти единицы не хотят принимать того, что мир стремительно меняется, а колонии на Марсе плохо сочетаются с оленьими упряжками. Невозможно стремиться к звездам и одновременно есть сырое мясо на Медвежьем празднике. Прогресс предполагает изменения в традиционном укладе жизни. Нам свойственно уничтожать одно, чтобы создать другое. Но и обратное тоже верно.

Это одна позиция. В ней много личного, переизбыток эмоций и бесконечная любовь к своей стране. Но есть и другая позиция.

Ханты – это народ, который пытается говорить с миром, но остается неуслышанным. Словно бы их язык совершенно недоступен нашему пониманию. Они хотят жить в своих угодьях, собирать ягоды и грибы, ловить рыбу, рассказывать сказки и петь песни детям. Философы придумывают один за другим всё более причудливые способы оценки жизни, сравнивают ее с вечной чередой страданий, с борьбой, с последовательностью перерождений. Для хантов жизнь – свой очаг и лесной массив вокруг. Во всем многообразии нашего удивительного мира разве для этого народа не найдется своего места? Неужели есть вещи важнее человеческого бытия? Ресурсы, деньги, полеты в космос – разве всё это не обесценивается сразу и навсегда, когда ты понимаешь, что есть целый народ, которому мы не можем обеспечить спокойной и мирной жизни?

Да, они не идентифицируют себя с Россией, но, может быть, и она отказывается их принимать? У титульной нации таких проблем нет, страна изначально адаптирована для ее существования, поэтому нам сложно понять специфику трудностей.

Эту проблему нельзя решить, если навстречу шагнет лишь одна сторона. Ее не могут решить русские, с ней не справятся ханты. В греческом языке выделяют четыре вида любви. Четвертый – агапэ – представляет собой мягкую, жертвенную любовь к ближнему. Чарльз Сандерс Пирс, американский философ, говорил об этой разновидности как о творящей энергии эволюции. Именно такая любовь должна лежать в основе наших взаимоотношений с тем местом, где мы живем, и с теми людьми, которые нас окружают. Да, сейчас мы видим в хантах больше минусов, чем плюсов. Они создают проблемы, которых в их отсутствие не существовало бы.

Но они могут научить нас многим вещам, на которые современному человеку не хватает времени. Например, помогать ближним или сохранять природу. Мы научили бы их покупать жетоны на метро и строить взлетающие к небесам серебряные башни небоскребов, они нас – иногда останавливаться на жизненном пути и созерцать бытие, думать о «громадной бездне в Вечность», расположенной где-то в лесах Западной Сибири. Решение проблемы – в диалоге, в желании идти на контакт. Поистине, великой созидательной силой обладает слово. Если бы у хантов появился доступ к крупным СМИ, если бы журналисты научились писать об их культуре и их национальном своеобразии в правильном ключе – дайте человеческой цивилизации год и она найдет решение. Не виноваты ханты в том, что погибает их культура, но не виноваты в этом и русские – ответственность разделена между нами поровну. И интерес к масштабному предприятию по спасению, на самом деле, обоюдный, иначе не вызывала бы эта тема горячей полемики, иначе не создавались бы музеи, не находилось бы финансирование.

***

Наверное, прежде всего, для решения проблемы нужно начать о ней говорить. Как водится, признание сложностей – половина их устранения. Нельзя изменить менталитет целого народа одной статьей, но можно повсеместно в школах с хантыйским уклоном внедрить прессу, написать цикл статей, рассказать им о перспективах и вариантах, о жизни за пределами Югры и их социума. И с другой стороны – снять серию видеороликов, подготовить фотопроект, показать всё это представителям других национальностей, познакомить их с удивительным своеобразием хантыйского народа, мягко натолкнуть на мысль о том, как он ценен и как сильно нуждается в помощи и поддержке. Михаил Бахтин, русский философ, считал, что культура полноценна лишь тогда, когда на нее смотрят сквозь призму другой культуры. Этот принцип был сформулирован в XX веке и назван устойчивым выражением «диалог культур». Этот диалог предполагает открытость, взаимодействие и строится на догматах равенства, уважения и обязательного отличия одной культуры от другой.

Думаю, что русские готовы принять хантыйскую культуру как часть окружающей реальности, потому что она не нанесет ущерба нашей культуре, не изолирует ее и не подавит, и это очевидно, поскольку славянская культура – одна из самых значимых в мире. Вопрос теперь только в том, готовы ли ханты к диалогу, примут ли они в свою жизнь наши культурные ценности, пойдут ли за нами по длинному и трудному пути развития цивилизации к новым горизонтам, научным открытиям и другим планетам.

* «Новые горизонты» — не только устойчивое выражение, обозначающее светлое будущее и перспективные открытия, но и название межпланетной станции НАСА.

Зачётная работа по курсу «Этножурналистика (преподаватель доцент О. Г. Корниенко) студентки 3го курса кафедра филологического образования и журналистики Сургутского Государственного педагогического университета Яны Титоренко